Одиночество старухи-процентщицы = Жена в аренду - Филологическое доказательство (онтологии) №1

(с) 2006...или -2005, сейчас уже не помню. А! 2006, я тогда жил как раз в районе "Петербурга Достоевского".
+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++

Субботним утром, всласть выспавшись и сбросив с себя усталость офисной недели, Таня не спеша занялась «собой» - косметикой и прической, с торжествующим видом перед зеркалом натянула новые колготки, еще раз осмотрела свое главное сокровище, романтически вздохнула, прикрыв глаза.
С деловым видом собрав сумочку, подошла к зеркалу и начала строить себе гримаски, но чуть-чуть еще подкрасившись, осталась весьма и весьма довольной своим внешним видом.

Таня была, как она считала, еще достаточно молодой женщиной, чтобы выйти замуж. Читатель наивного XIX века весьма бы удивился, вспомнив о смущении Флобера, описывавшего героиню известного «почти тридцатилетнего возраста», однако состоявшаяся в XX веке сексуальная революция раскрепостила проблему поиска «пары для жизни», заменив ею несусветный ужас мужского подхода – при котором предназначение женщины было «составить счастье мужа». Поскольку вместо этого кошмара женщина могла сама определять свою судьбу, это стало модным и теперь Таня находилась именно в таком счастливом состоянии духа.

«Жизнь только начинается!» - подбадривала она себя в очередной раз, «у меня-то обязательно получится, не то, что у нашей толстушки.. вот ведь дура! Упустила такого любовника, опять осталась со своим …». В этот раз Таня решила даже капитально сменить гардероб и поэтому она сегодня шла «разруливать денежный вопрос» к какой-то одинокой старухе, которую ей посоветовали как ценительницу старинных украшений. Миновав улицу Социалистическую, Таня пошла к названному номеру на улице Разъезжей и вот – её уже встречает какая-то одинокая фигура, да так она и думала, здесь она встретит разве что «дух наживы»… Однако с удивлением заметила еще одну простую женщину - тихую, уставшую и неопределенного возраста. «Это сестра моя Лизавета, зашла чаю попить, здесь рядом в Пассаже работает, она нам не помешает» – сказала старуха, наблюдая своим цепким ювелирным взглядом перемены в Танином лице.

“Ну вот моё сокровище!» – сказала Таня, выкладывая перед старухой тусклое фамильное яйцо Фаберже. Странное дело, - теперь ей самой, находясь рядом со строгой придирчивой старухой, сокровище казалось каким-то заброшенным и нелепым, каким-то маленьким, одиноким и беззащитным на этом большом парадном дубовом столе – «листинге моей биржи», как его непонятно окрестила старуха и продолжила, - «если Ваш капитал пройдет этот листинг, Вы получите неплохой заимодавный процентик-с!».
После названной старухой цены Таня впала в ступор, лишь произнесла – «Но моя цена…», - и в голове её мелькали какие-то бессвязные отрывки – постоянно звонящий старухин мобильник, фрагменты собственных флиртов, еще странные то далекие, то близкие мужские лица, соперницы в офисе, милые лица племянников, уставшее лицо Лизаветы, даже бывшие мужья, впрочем, были ли это мужья, она уже и не совсем понимала, жесткие слова старухи «А кому нужна ВАША цена?» начали бить как резкие толчки в мозгу. «Господи, позвонить бы кому, - тоскливо подумала Таня, - но кому?»